Я так трепетно ждал этой встречи со своим детством, так волновался. Договариваясь по телефону о встрече с Володей Торсуевым, мы сразу перешли на «ты». А как иначе? «Я на машине, заберу тебя, поедим, посидим, поболтаем», — сказал он. На машине… Ну а как же иначе?
Встретились. Обнялись, само собой. Как братья. «А вот и моя машина, — сказал он, указывая на желтое такси. — Я таксист, понимаешь? И брат тоже таксист». — «Понимаю». — «Две тысячи плачу каждый день за аренду, все остальное — мое».
«Может, ко мне домой? — предложил Электроник. — Только у меня там уборка, ничего?» — «Конечно, ничего». — «Вообще, я у мамы живу, и брат тоже с нами. Знаешь, как в объявлениях девушки пишут: если вам за сорок и вы с мамой — не предлагать».
Вошли. Он быстро прибрался в крошечной комнатке: «Хочешь чаю?». Я остался один. Стал рассматривать книжный шкаф с фотографиями. «А-а, это моя четвертая жена, — сказал он. — Это третья. А еще у меня была «мисс Калмыкия». И «мисс Казань»… Это называется «пусти козла в огород»…
Ну да, мальчик вырос. «А где Сыроежкин?» — «Да сейчас придет». Вот и Юра: «Нет, я только на десять минут, больше не могу: меня клиент ждет». И убежал. Хорошее начало. Электронику и здесь пришлось подменять брата. Как в кино.
«Всем своим женам всегда все оставлял и уходил в одних трусах»
— Вот мне полтинник, и, к огромному сожалению, есть абсолютно точное осознание, что добрым и порядочным быть плохо.
— Это на своем опыте?
— Да, и не только на своем. Помнишь такое выражение: «Если ты хочешь быть счастливым и богатым, ты должен быть сволочью». А я по определению не хочу быть сволочью.
— И соответственно, ты…
— Бедный. (Смеется.) Но в чем считать богатство… Кто-то в деньгах в банке или в количестве вилл, автомобилей… А кто-то в количестве друзей, в количестве улыбок…
— В количестве жен.
— И в количестве жен в том числе. В хорошем смысле. Ну так вот у меня получилось. Но совершенно честно тебе скажу: каждый раз был убежден, что это последняя. Только когда уже первый раз развелся… Потом одним разом больше, одним меньше… Хотя я очень долго ухаживал за своей четвертой женой, почти десять лет…
В первый раз я женился скоропостижно вслед за Юрой. Он дружил с одной девочкой и, как только школу закончил, к ней переехал, потом свадьба. Ну и думаю: а я что, хуже? Я же старший брат. Он уже семьей обзавелся, а мне тут с родителями жить? Мне тогда 18 было. Вот так и женился. Съездили в свадебное путешествие, вернулись и расстались… Знаешь, какой самый дурацкий вопрос, который нам задают? «Вы что, братья?» Нормально? Я отвечаю: вы что, не видите — сестры. Но, когда люди нас узнают, как правило, улыбаются. Я к людям изначально отношусь хорошо, к любому человеку.
— Это чисто американский подход, ты знаешь.
— Я американцев не люблю.
— Ты крымнашист, патриот, государственник?
— Я? Да, конечно. Хотя у меня любовь была с американкой. Она ко мне сюда приезжала. Ну не совсем американка, в 12 лет уехала из Одессы…
— Наш человек?
— Ваш, ваш. Я вообще слаб на еврейских женщин. У меня третья жена еврейка была, четвертая… Пара любовниц… обязательно. А потом, как говорят, я еще и похож. У меня была Леля, сказочная красавица. Не жена, подружка. Родители ее в Америку увезли.
— А как же «мисс Калмыкия», «мисс Казань»?
— Это уже потом было.
— Гарем…
— Это не гарем. Это из области «хочу все знать». Есть любимый у меня анекдот. Когда мужик женится в пятый раз…
— Ты еще до этого не дошел.
— Нет, я не дошел. Я считаю, самый счастливый брак — седьмой. Хотя у меня еще и два неофициальных. Поэтому следующий — седьмой. Так вот мужик женится в пятый раз… Первая брачная ночь. На следующий день друзья ждут впечатлений. Он выходит, а они: «Вася, ну как?» — «Мужики, не поверите…» — «Что, Вася?» — «Ничего нового…» Но я женщин уважаю. Всем своим женам всегда все оставлял и уходил в одних трусах. Видишь, к 50 годам опять живу с мамой. Это наше родовое гнездо, родительская квартира. А женам я оставлял квартиры, дачи, машины. Я считаю, что если расстались — хорошо, мужик должен искать новую пещеру. Вот приносить что-то туда не всегда получается. С женами своими отношения я не поддерживаю, со всеми порвал. А зачем? Если бы были дети общие…
— У тебя дети есть вообще?
— Есть, дочка. (Показывает фотографию.) Рыжая, с голубыми глазами. Очень красивая. Восемь лет ей. Она живет в Сибири. Я туда езжу, она ко мне приезжает. Она Торсуева, все как положено.
«Мы были коммерсантами, но все знали, что мы дружим с криминалом»
— А ты такой хороший? Всем все прощаешь?
— Я хороший? Подставь другую щеку — это не про меня. Пятьдесят лет — достаточно серьезный срок. Есть такие персонажи… Я бы, не задумываясь, выбил из-под них табуретку. Но этого не делал никогда.
— Но как ты жизнь прожил? Все пошло не так?
— Я так не считаю. Почему мы во ВГИК не пошли? В «Щуку»? Но тогда не приветствовалось, если ты до этого уже играл в кино. Поэтому мы пошли в полиграфический институт, на технологический факультет. Должны были стать химиками, инженерами-технологами полиграфического производства. Мы поняли потом: это не то, что нам надо было. И со мной там казусы всякие происходили смешные. Помню, лекцию по химии сорвал: упал кубарем с верхотуры. В общем, нас отчислили. Ну ушли в армию. И правильно сделали. Вместе служили, естественно. В самых специальных войсках — автомобильных.
— Блатные почти.
— Смотря где. В 84–86‑м годах самые большие потери в Афгане среди водителей были. Служили в Солнечногорске под началом самого смелого еврея в мире — Давида Абрамовича Драгунского, дважды Героя Советского Союза. Говорят, у него была ручка золотая, на которой написано: «Самому смелому еврею в мире от самого богатого. Рокфеллер».
— А дедовщина?
— Ну все-таки у нас четыре руки и четыре ноги на двоих. Пару раз сдачи дали, и все. Служба, конечно, была блатная, что говорить. Но к Электронику это не имело никакого отношения. Просто отец был дружен с Драгунским. Наши документы сняли с самолета. Мы должны были лететь в учебку в Туркестан, а там сразу Афган… Но я никому не говорил, что я Электроник.
После армии я в партию вступил, и мы с Юрой благополучно поступили в МГУ: я на филфак, а Юра — стран Азии и Африки. Но мы и МГУ не закончили.
А потом начались лихие 90‑е. Меня тогда прямо напротив АПН зажали, вытащили из машины, положили в багажник и отвезли в лес… Такая ситуация.
— Чем ты занимался?
— Бизнес… Бутлегерство.
— Переведи.
— Контрабанда алкогольных напитков в особо крупных размерах. Ну оптовая торговля алкоголем, детскими товарами. Так и называлось «Близнецы и Ко». Все официально: склады, миллионные обороты, ночные клубы, магазины. Мы с Юрой собственниками были. На нас много людей работало. У меня на ремне «Беретта» висела двенадцатизарядная. Из нее стрелять не надо было, надо было только достать, и все.
— Малиновый пиджак?
— И малиновый, и зеленый. Мы были коммерсантами, но все знали, что мы дружны с криминалом.
— Так ты не закончил: тебя в багажник и в лес…
— И лопату в руки. И уписаешься, и укакаешься, знаешь, как страшно. Сферы влияния делили.
— Серьезно.
— Но им смысла не было меня убивать, потому что Юра уже тогда скрылся, уехал в эмиграцию. В Германию. И правильно сделал. А если бы не уехал, все для нас могло кончиться гораздо хуже. Нормальному человеку лучше об этом даже и не задумываться.
— Но хорошее тогда можешь что-нибудь вспомнить?
— Могу. До всех этих ужасов в конце 80‑х я работал у Никиты Сергеевича Михалкова в студии «Три Тэ». Я считаю, после «Электроника» это было самое лучшее время, просто сказка. Никита Сергеевич гений и мужик классный. Он для меня просто всё. Там, у Михалкова, пять лет продержался. А потом пришел Юра и сказал: понятно, ты работаешь на гения, но давай работать на себя. И я ушел к нему бизнесом заниматься. До сих пор жалею, что ушел от Михалкова. Да и вообще из кино, из съемочной группы. Мне это очень нравилось. Да и сейчас, когда на съемочную площадку попадаю, просто мурашки по коже. Такой кайф! Но я пошел другой дорогой.
— А что с теми было, кто на тебя наехал?
— Ну что, война бандитских группировок. Одного прессанули, но не убили. Меня то есть. А с теми, кто прессанул, разобрались. Ну я не знаю, что там с ними стало. Я что, на стрелки ездил? Это не мое было дело. Я коммерсант.
— И ты выскочил из этого бизнеса?
— Закончил дела, и все, потому что нечем было заниматься. Потом нулевые начались, и я пошел работать в очень классную компанию. Тогда уже учился в академии юридической. На самом деле я очень крутой специалист по таможенному праву, внешнеэкономической деятельности и транспортной логистике. Работал в металлургической компании декларантом. Как раз закончил академию и ушел в «Норильский никель», в управление таможенного оформления.
— К Прохорову?
— Ну да. Порты, таможни, аэропорты, транспортные компании, летчики, водители, капитаны — то есть я контролировал весь процесс. Хорошая была зарплата. Потом Хлопонина избрали губернатором Красноярского края, и он с собой забрал несколько человек, в том числе и меня. Я стал советником первого заместителя Хлопонина по таможенным вопросам. Вот почему у меня дочь в Сибири.
— Круто!
— Да. Красноярский край — шесть Франций, представляешь? Северный морской путь, Енисей делит всю страну пополам… Вся таблица Менделеева. Тогда председателем государственного таможенного комитета был г‑н Ванин, председателем правительства Касьянов. Снимают Касьянова, а потом и Ванина. Пришел другой человек со своей командой, с другими проектами, и нас всех аккуратно убрали. Я вернулся в Москву на год, а потом уехал в Новосибирск — вице-президентом в крупную строительную компанию. И вот там проработал до 13‑го года. А затем мы с Юрой занялись творчеством, свою группу создали.
— А вице-президент? А внешнеэкономические связи? У тебя были проблемы?
— Понимаешь, я там занимался тем, что мне не нравилось. Мы с собственником компании по-разному смотрели на многие вещи.
— Ты ушел из компании, как от своих жен, в одних трусах?
— Именно так! Прямо в точку попал. Понимаешь, материальные блага для меня вторичны.
— И ты все бросил, ушел в творчество? Но это совсем другие деньги.
— На тот момент очень хорошие деньги… Корпоративы, концерты. А дальше все это стали закрывать потихоньку. Тем более Владимир Владимирович сказал, что корпоративы — это плохо. Ну и Украина, Крым, санкции, денег у людей все меньше…
«Ну нет у меня крутых тачек. Но все было. И я убежден, что будет, — какие наши годы»
— Слушай, ты работал в очень хороших местах. И где это все? Прямо как Киса Воробьянинов, который нашел клад, но воспользоваться им не мог, потому что он стал Домом железнодорожников. А может, ты подпольный миллионер Корейко?
— Нет, к сожалению, нет. Хотя, может быть, и к счастью. А для чего мне столько денег? Сидеть над ними, чахнуть? Да на фиг надо. Нет, у меня круг знакомых — много олигархов, банкиров. Пятизвездочные отели, бизнес-перелеты, свои самолеты. Мне это все нравится.
— Ты пользуешься их услугами?
— Ну когда мы там вместе едем куда-то, почему же нет? Мы друзья. Другое дело, когда вся тусовка собирается и скидываются на кругленькую сумму. Если я понимаю, что у меня нет столько, то говорю: я занят.
— А с Юрой, значит, вы опять вместе? Такси там…
— Эта машина у меня всего месяц. Юра взял такую же машину десять дней назад.
— И живете вы вместе, сошлись к 50 годам.
— Но у Юры своя жизнь была. Он долгое время работал дилером, свои автосалоны… Наш музыкальный проект называется «Гараж Сыроежкина». А изначально так его салон назывался: огромный гараж, семь тысяч метров — сервисы, автомастерские, спортивная техника… Часть под офисы сдавали, там же и репетировали, на гитаре бренчали, на ударных. Но затем Юрин партнер очень сильно лоханулся. Нам с ним везет на таких людей. А вообще Юра тоже многое повидал. В Одессе спасателем на пляже работал вместе с Васей Скромным. Помнишь, который в «Электронике» Гусева играл?
— Так чем вы с Юрой похожи, а чем кардинально различаетесь? Хочешь, я скажу? Ты, по-моему, более мягкий, более лояльный, более толерантный. Он более жесткий, более хорохористый, нет?
— Да. Мы внешне похожи, конечно. Может, нам обоим нравится еда какая-то — свинина например. А во всем остальном… В одежде… Мы когда куда-то собираемся и он чего наденет… Эту рубашку под этот пиджак… Я бы в жизни никогда не надел. Но я уж молчу, бесполезно связываться. Головой об стенку проще. Вот он как? Есть его точка зрения и неправильная... Д’Артаньян такой… Были ситуации, когда мы вообще по полгода не разговаривали. И не здоровались даже. Мы ругаемся достаточно часто, но потом ничего, проходит. А куда мы друг от друга денемся?
Мы абсолютно разные: по-разному к людям относимся, у нас мотоциклы разные, женщины разные. У него двое детей: мальчик и девочка, Настя и Никитос. Никитос — точная копия Сыроежкина. Такой же кучерявый.
— И ты не считаешь себя неудачником?
— Нет, не считаю. Ни в коем случае. Наоборот, я счастливый человек. Ну есть проблемы, и что? Деньги — средства, без них плохо, да. Даже, наверное, очень плохо. Ну нет у меня крутых тачек. Но все было… И я убежден, что будет, — какие наши годы. Вот у меня был «Ягуар», спорткар со всеми делами. Красивый до безумия. Но там чуть-чуть нажал на педаль — и сразу штраф. А ездить на нем 60 км/ч — какой смысл? При этом налог в год 70 тысяч. Плюс бензин. Всего выходит 350–400 тысяч в год. Ну еще «Харлей–Дэвидсон» есть у меня в гараже, я его сейчас переделываю. В следующий раз приеду за тобой на нем.
— Не надо, это все игрушки, фетиш. Главное, какой ты по сути. Мне плевать, что у тебя нет «Ягуара».
— А что: сидеть, гнить, бухать, думать, какой я замечательный, неоцененный? Да, любой режиссер видит в нас в первую очередь Электроника и Сыроежкина. Мы актеры одной роли. Но зато какой!
Вот приезжаю я к клиенту. Он садится ко мне в машину, бывает, еще и поддатый. И начинает пальцы гнуть: да я тебя уволю, да ты тут не так поехал. Ну пуп земли. Вот такие раздражают. Я могу остановиться и в лицо: выйди отсюда вон! А Юра тем более. Просто я хамства не люблю, это меня из себя выводит. И глупость немереная. Но я счастливый человек. Потому что меня узнают, любят и помнят миллионы людей.
В каждом из нас есть Электроник и Сыроежкин, выдуманный нами образ и оторва-хулиган. Но робот стал-таки человеком, как оказалось. Обычным, грешным, ничем не примечательным даже. Но счастливым, живым… Сегодня братьям Торсуевым исполнилось 100 лет. Два по 50, как говорится. Ну, за здоровье!
