Весна 1898 года выдалась для Исаака Левитана нелегкой: в марте его свалил тиф, потом были утомительные хлопоты с приисканием дачи на лето, потом очередная поездка на воды в Германию, где предстояло лечить застарелую сердечную хворь, обострившуюся после тифа…

Болезнь сердца Левитан «заработал» в нищие студенческие годы, когда жил на три копейки в день и тайком ночевал на холодном чердаке в училище. Первые её симптомы появились ещё в середине 1880-х. А в декабре 1896 года Чехов диагностировал у друга расширение аорты. «Я выслушивал Левитана: дело плохо, — жаловался Чехов в письме архитектору Шехтелю, спустя два месяца. — Сердце у него не стучит, а дует. Вместо звука „тук-тук“ слышится „пф-тук“».

Лечение пошло художнику на пользу. «А ведь немцы — хитрый народ и, пожалуй, обезьяну выдумали! — докладывал Левитан Чехову с курорта Бад-Наугейм. — Знаешь, их ванны действуют; черт их знает, что там в них, ибо вода как вода, а сердце делается лучше, покойнее».

Оттуда же, из Наугейма, в конце мая 1898 года Левитан сообщает в письме к художнице и известной покровительнице искусства Елене Андреевне Карзинкиной о своих планах по возвращении: «Не дождусь дня выезда в Россию. Летом буду в Подсолнечном — прекрасное место раздобыли, имение Олениных».

Владельцами имения были Владимир Александрович (правнук Алексея Оленина, госсекретаря и президента Академии художеств) и его жена Елизавета Дмитриевна. До наших дней Богородское не сохранилось. Как пояснила «Зеленоград.ру» Елена Леонова, замдиректора по научной работе музейно-выставочного центра «Путевой дворец», на месте усадьбы в советское время находилась воинская часть Тимоново, сейчас там располагается военный городок Солнечногорск-7.

В имении Олениных Богородском близ железнодорожной станции Подсолнечной, на северо-восточном берегу Сенежского озера, Левитан водворился уже в середине июня, о чем вскоре и сообщил Карзинкиной: «Живу я в очень милом месте: озеро большое, горы, лес, полная тишина, даже слишком (впрочем, скоро нарушится всё это — приедут владельцы, Оленины), но всё-таки очень хорошо здесь».

О том же писал художник и Чехову, зазывая друга в гости: «Вернулся из-за границы, и тотчас же переехал в деревню. Живу я здесь в великолепном месте: на берегу очень высокого громадного озера; кругом меня леса, а в озере кишит рыба, даже бывают и крокодилы (это для тебя, я думаю, заманчиво?!)» Крокодилами Левитан называл огромных щук, которые водились в Сенеже (и водятся до сих пор).

«А видеть тебя мне все-таки хочется, — продолжал художник, — почему и предлагаю: приехать сюда ко мне погостить. Все удобства обещаю, даже клозет. Привози удочки и лови себе на доброе здоровье всякую рыбину. Что ты думаешь об этом? Здесь редко хорошо».

Чехов приглашение принял, и 4 августа 1898 года сообщал сестре Марии Павловне (на которой Левитан в свое время мечтал жениться): «…Пишу я в Твери на вокзале; по пути в Москву заеду к Левитану». И действительно заехал — повидать друга, поудить редкостных сенежских серебристых карасей.

Тем летом на даче Левитан много работал. Здесь он создал иллюстрации к издаваемому в честь 100-летнего юбилея со дня рождения Пушкина трёхтомному собранию сочинений поэта. Величие и красота здешних мест вдохновили художника на создание нескольких картин: «Ранняя весна», «Овраг», «Тишина», «Озеро. Весна», несколько работ на тему порубки леса и этюды для будущего полотна «Буря. Дождь».

Словом, художник много и плодотворно пишет, хотя и жалуется в письме к Карзинкиной 5 июля 1898: «Пока мало работаю, по обыкновению в эту пору лета у меня какая-то апатия, большею часть дня в лесу, на берегу озера, с книгой. Надоест читать, смотришь на воду, а это почти всегда интересно; надоест вода — книга, и так целые дни».

Озеро манит его. И художник ставит перед собой сложнейшую задачу: создать монументальное полотно с возвышенным, значительным образом. Он задумывает написать Сенеж, и эта картина должна стать итогом его исканий обобщенного, повышенного и «стильного» образа природы.

Будущее полотно мыслилось художником как синтетический, собирательный образ русского пейзажа вообще — во всей его торжественности, возвышенности и в то же время типичности. «Озеру» надлежало стать не просто характерным пейзажем, но лирическим образом страны. Все это требует большой подготовительной работы, и Левитан со страстью принимается за этюды.

Покинув в сентябре берега полюбившегося ему озера, Левитан вернулся в Москву, где ему — академику живописи — предстояло возглавить пейзажную мастерскую Московского училища живописи, ваяния и зодчества.

Ученик Левитана, художник Борис Липкин, вспоминал, что в начале 1899 года Левитан задал классу проиллюстрировать стихотворение Пушкина «Туча» («Последняя туча рассеянной бури! Одна ты несёшься по ясной лазури…»). В том же году, подготавливая выставку ученических работ, Левитан показал Липкину большой эскиз для картины «Озеро», отметив, что он так же связан с пушкинской «Тучей». По воспоминаниям Липкина, Левитан сказал ему: «Я давно работаю над этой темой, хотел назвать эту вещь „Русью“, только, пожалуй, немного претенциозно, лучше попроще как-нибудь».

В это время Левитан действительно продолжал писать иллюстрации к юбилейному трехтомнику Пушкина, и некоторые литературоведы считают, что замысел картины мог быть отчасти связан с этой его работой.

Но искусствовед Алексей Фёдоров-Давыдов не согласен с утверждением Липкина о том, что левитановский эскиз имел отношение к пушкинской «Туче», поскольку художник изобразил не одну тучу, которая «печалит ликующий день», а светлые облака, и вообще погода на картине ничуть не напоминает состояние природы после грозы. По мнению искусствоведа, левитановский пейзаж «менее всего иллюстративен», и он «смотрится как реальная натура».

Над картиной «Озеро» художник вдохновенно работал в течение двух остававшихся ему лет жизни. «Озеро. Русь» являет собой синтез всех впечатлений и наблюдений Левитана над природой родной земли, поэтому для нее он делал множество этюдов и эскизов, не раз выезжая на озёра в Тверской губернии, которые также послужили натурой для его шедевра.

Эта синтетичность изображённого на картине пейзажа, «сочинённого» из нескольких натурных этюдов, диктовалась тем, что «Озеро» представляло образ целой страны. Именно поэтому Левитан изначально хотел назвать его «Русью».

К слову, синтезирован не только пейзаж, но и состояние природы: с одной стороны явные приметы осени и её краски: сжатые нивы, пожелтевшая листва, с другой — по-летнему яркое, высокое небо с бегущими облаками. Именно такой, по мнению живописца, бывает природа в редкие подлинно счастливые минуты.

Как отмечает искусствовед Алексей Фёдоров-Давыдов, передний план картины особенно трудно давался художнику — на большом холсте заметны следы многочисленных переписок. Заросли камыша справа то «разрастались», то сокращались. Не раз переписывал Левитан и воду на переднем плане, то намечая, то замазывая на ней кувшинки, рябь. По-видимому, художник, колебался между желанием декоративно оформить первый план и опасением размельчить его, приковать к нему внимание зрителя.

Над окончательным вариантом картины Левитан работал в Москве. В феврале 1900 года художника навестил учёный-естествоиспытатель Климент Тимирязев. В его мастерской Тимирязев увидел множество неоконченных полотен, и среди них большую картину «Озеро». Особенно понравился учёному этюд к этой картине, который выделялся «богатой, радужной гаммой красок».

В мае 1900 года Левитан навещал в Химках студентов своего пейзажного класса — они работали там на пленэре. В этой поездке он схватил простуду, которая дала тяжёлое осложнение на сердце. Художник возвратился в Москву и слёг окончательно. В мае Анна Турчанинова — жена помощника градоначальника Санкт-Петербурга Ивана Турчанинова и последняя страсть Левитана, не отходившая от постели больного, написала Чехову: «…температура каждый день поднималась до 40, вчера 41, упадок полный. Мы совсем потеряли голову… Что-то будет, ужас закрадывается в душу…»

Через два месяца 22 июля Левитана не стало. Перед кончиной он попросил задернуть шторы, сказал: «И солнце — обман». Ему было всего 39 лет. После его смерти в мастерской осталось около 40 неоконченных картин (включая «Озеро»), а также около трёх сотен этюдов.

Почему же «Озеро» — превосходное романтическое полотно, которое звучит, словно лирическая песня, считается неоконченным? По мнению Фёдорова-Давыдова, Левитану хотя и удалось придать пейзажу кажущееся единство, однако «он не смог преодолеть известной его перегруженности и до конца спаять воедино все сложные и противоречивые моменты и средства решения своей картины. Он стремился к тому, чтобы образ, будучи выводом из многих впечатлений и восприятий, смотрелся как мгновенно схваченный и запечатленный». По его словам, в картине «Озеро» Левитан «бессознательно воспроизводил некое пережитое зрительное представление», которым могло явиться «то общее переживание, которое он получил летом 1898 года на озере Сенеж».

Это полотно Левитан оставил как завещание, вместе с теми новыми художественными проблемами, над решением которых его застигла смерть.

Впервые картина «Озеро» — под названием «Солнечный день» — была представлена публике на посмертной выставке Левитана, проходившей в обеих столицах в 1901 году. Владелец картины, брат художника Адольф (Авель) Левитан, продал её за 2200 рублей, после чего она поступила в Русский музей императора Александра III (ныне — Государственный Русский музей), где и хранится по сей день.

По свидетельству современника Левитана искусствоведа Владимира Петрова, через десять лет после смерти художника картина «Озеро» «потемнела, местами пожухла и в большой мере утратила изначальные осиянность и яркость». Позже огромное полотно (149x208 см) не раз реставрировали: в 1938 году перед персональной выставкой Левитана в Москве, потом в 1958 году — работу по восстановлению картины взял на себя ведущий реставратор Государственного Русского музея Ананий Бриндаров.

Сегодня картину «Озеро» можно увидеть в зале № 40 флигеля Росси в окружении других произведений Левитана: «Золотая осень. Слободка», «Лунная ночь. Деревня» и «Тишина».