19-летней Олесе Кривцовой из Архангельска, обвиняемой в "дискредитации" российской армии и оправдании терроризма из-за постов в соцсетях про взрыв Крымского моста, грозит до десяти с половиной лет лишения свободы. Уголовное дело об оправдании терроризма (статья 205.2 УК РФ) и "дискредитации" армии РФ (статья 280.3 УК РФ) на нее завели в декабре 2022 года. В основе обвинений – ее антивоенные сториз в инстаграме и репосты записей, которые Олеся сделала в закрытом чате одногруппников.
26 декабря в квартиру Кривцовой, где она проживает вместе с мужем, ворвались сотрудники полиции. При обыске один из силовиков стоял над Олесей с кувалдой. Сотрудник Центра "Э" сказал ей, что это привет от "ЧВК Вагнера", то же самое он сказал ее мужу. (Кувалдой был убит один из наемников "ЧВК Вагнера", заключенный Евгений Нужин, который участвовал в боевых действиях в Украине – НВ.)
Также студентку внесли в список террористов и экстремистов. Попадание в этот перечень влечет за собой блокировку всех банковских счетов и другие финансовые ограничения.
О причинах возбуждения уголовного дела и об авторах заявлений Олеся Кривцова рассказала в интервью Настоящему Времени.
– Почему на вас возбудили уголовное дело?
– Я сначала думала, что дело возбудили, потому что я была уже на карандаше, то есть за мной следили, возможно, какие-то сотрудники из Центра по борьбе с экстремизмом. Но потом, как оказалось, на меня, скорее всего, были написаны заявления. Эта информация не точная, как минимум потому, что заявлений на руках у нас нет, но, исходя из наших рассуждений, все именно так.
– В СМИ пишут, что на вас написали доносы. Что вам вообще об этом известно?
– О том, что на меня, возможно, написан донос, мне стало известно только на судебном заседании, потому что там были озвучены две фамилии, которые присутствовали в чате, с которыми я была знакома раньше. [В чате] эти ребята обсуждали, как лучше написать донос – в МВД, ФСБ, "Может, лучше потравить?"
– А кто эти люди? Вы были с ними до этого знакомы?
– Да, я была знакома с этими свидетелями ранее. Один из них был со мной в довольно приятельских отношениях. Мы с ним периодически встречались на улице, разговаривали, вместе состояли в студотряде. Второй свидетель когда-то помог мне донести тяжелую сумку. (Смеется.)
Они состояли в том чате [где обсуждался донос], самое забавное, что этот чат мне и скинул один из свидетелей.
– А что это за чат изначально?
– Этот чат они создали, чтобы вообще написать донос на своего одногруппника. Они пытались развести его, чтобы он публично сказал, что это подходит под статью, но свою позицию он все время выражал только в личных сообщениях. Потом один из участников чата скинул скриншоты моих историй, и они переключили ракурс на меня.
– Почему они это сделали? Какая у них была мотивация?
– Я думаю, что практически все там – идейные. Думаю, что они все считают, что их действия – правильные, справедливые, что я должна быть наказана в соответствии со справедливым законом. Я считаю, что ими правит только идея. Но не исключаю и вариант материальной составляющей. То есть я считаю, что сотрудникам Центра "Э" нужна "работа по выявлению несогласных", и я этого не исключаю.
– Вы пытались с ними поговорить до или после заседания?
– На одном из концертов нашего общего друга, как оказалось, с одним из свидетелей. Я к нему подошла и сказала, что "донос – это очень плохо, ты мерзкий", я очень негативно выразилась в его сторону, сказала, что если он напишет донос, то я пойду ва-банк. Это я сказала только потому, что я знала, что в теории на него можно точно такую же статью создать. У него была фотография в инстаграме, где у него автомат расписан в стиле новозеландского террориста.
Я ему сказала такую фразу, а позднее на суде оказалось, что я ему там голову, что ли, хотела разбить, и "пойти ва-банк" он принял как сильную угрозу. Для меня это было все очень непонятно. И еще хочу сказать, что со многими ребятами мы потом обсуждали произошедшее, и практически перед каждым я оправдывалась за этот разговор с Гусейном (свидетелем – НВ), который воспринял это как угрозу. И практически каждому из них доказывала, что мы не собирались никого бить, вы посмотрите на нас, там была громкая музыка, он просто что-то, может, не расслышал или не понял.
– Вам поступали какие-то угрозы со стороны доносчиков?
– Угроз никаких не было, наоборот, с одной девочкой из этой беседы мы переписывались, даже пытались выяснить отношения. Я пыталась доказать, что никаких насильственных действий, о которых говорит один из свидетелей, с моей стороны быть не может. Мы договорились, что мы вообще все вместе встретимся, обговорим ситуацию и мирно разойдемся. Но, получается, что если донос был, то он был уже довольно давно. Возможно, эта встреча была сделана только для того, чтобы какую-то информацию из меня вытащить.
– Как вы вообще относитесь к тому, что на вас, судя по всему, донесли?
– Меня это сильно не шокировало. Потому что я уже знала, что такое может произойти, именно донос с их стороны. Поэтому у меня нет особо ярких эмоций, нет какого-то негодования, но груз все равно остается. То есть люди понимали, что своим заявлением можно полностью сломать мою жизнь, жизнь моей семьи, моих близких.
– К чему вы сейчас готовитесь?
– Наихудшие варианты я в голове у себя прокручиваю, то есть я прекрасно понимаю, что действительно могу быть лишена свободы. И действительно могу быть уже отправлена даже не в тюрьму, а на зону. И да, я пытаюсь смириться с этой мыслью.
– Стало ли, в принципе, сейчас больше доносов? Как вы к этому относитесь?
– Я еще до уголовного дела читала новости, и я знаю, что доносы были, это не первая практика, если мы даже не берем сталинские времена. Отношусь я к этому, конечно, негативно, потому что считаю, что это аморально. Даже если вы идейные, даже если вы готовы таким образом защищать свое отечество, вы хотите это сделать, то, наверное, можно это сделать по-другому. Ломать жизнь человеку за его позицию, причем позицию довольно безобидную, – это аморально.
Люди, пропитанные военной идеологией, могут легко выискивать несогласных, потому что считают, что несогласные могут принести нашей армии поражение, поражение президенту, стране. И таким образом доносчиками становятся "ради блага". Ну, в их головах.
